Про АссольВот почему-то так получается, что из какого-нибудь ужоснаха я с достаточной степенью легкости могу слепить что-то более-менее ржачное.
А из того, что изначально, по определению мимимишно и безобидно, выходят совершенно чудовищные сказки - страшные и какие-то... злые, что ли.
В общем, под кат и под рейтинг R, а то не приведи Мерлин, вынесет кого-нибудь совсем нежного и романтичного.
Ассоль
Не знаю, сколько пройдёт лет, — только в Каперне расцветёт одна сказка, памятная надолго. Ты будешь большой, Ассоль.(с) А.Грин, "Алые паруса"
Июльский день истекает мёдом
И тонет в солнечном янтаре,
И время медленно – год за годом –
Смолой течет по сухой коре,
И травы гнутся, изнемогая
Под тёплым ветром – сродни волне,
И в легком платье – почти нагая –
Ассоль забылась в глубоком сне.
Смеются губы, дрожат ресницы –
Ассоль свободна, она ничья.
Который год ей упорно снится
Сюжет, рассказанный у ручья
Бродягой Эглем, смешным и мудрым:
«Гляди в рассветные небеса –
Над гладью моря однажды утром
Там вспыхнут алые паруса;
Беги на берег, туда, где вечно
Ласкает камни морской прибой –
И будет лодка, и будет встреча:
Он плыл – всю жизнь – за одной тобой;
И Меннерс бросит, кривясь от злости:
«Помилуй, Господи, дурака!»,
И ваше счастье куриной костью
Застрянет в горле у городка;
В момент сгорит со стыда Каперна,
А ты на праздничном корабле
Уйдёшь. И всё это так же верно,
Как то, что мне полтораста лет».
Ассоль смеётся – бродяге-барду
На вид от силы под пятьдесят –
Но всё же ставит на эту карту:
Иначе, в общем-то, жить нельзя.
Изменчив мир, и любая мера
Не может мерой служить вполне,
И только вера – святая вера
В простое чудо – всегда в цене.
Она не фея и не принцесса,
Но ведь случается ж, боже мой…
Оборван сон, и с опушки леса
Ассоль уходит: пора домой.
Каперна курицей безголовой
Метнется под ноги: шум и гам.
Никто не скажет Ассоль ни слова.
Плати-ка, дурочка, по долгам:
За Эгля с милой, наивной сказкой;
За веру в чудо; за то, чья дочь –
Здесь все обходят её с опаской:
Она же Лонгрен – почти точь-в-точь!
«Она горда и высокомерна», -
Судачат жители меж собой.
«Она рехнулась!» - клеймит Каперна.
читать дальшеЕё боится почти любой.
О ней злословят чужие жены.
Дома закрыты, как от чумной.
Ассоль привыкла быть прокаженной.
«Неправда. Это всё не со мной», -
Слова как морфий – хвала отраве.
Ассоль удобнее жить в бреду.
Но плохо то, что в любом из правил
Есть исключение – на беду.
Нет смысла дольше тянуть резину.
Всё ближе лавка, всё тише шаг.
Ассоль несет на руке корзину,
И пульс грохочет в её ушах.
В корзине парусник – бригантина,
И шёлк на мачтах, как мак в цвету.
Опять игрушка. Опять рутина.
Опять она продаёт мечту.
Отец её научил как надо:
«Ровнее руку!.. Спрями обвод!..»
Игрушки – блеск, но Ассоль не рада:
Всё как обычно – свело живот
Не то от страха, не то от злости.
Открыть проклятую дверь ногой.
«Ты что-то редко заходишь в гости», -
Всё тот же Меннерс… А, нет – другой.
Сынок того. Но всё так же гнусен.
Кривит в ухмылке щербатый рот:
«Я не в твоем королевском вкусе?»
Ассоль молчит. Чтоб ты сдох, урод.
«Смотри-ка: мантия вся в заплатах», -
Его рука на её плече.
Терпи, Ассоль, получи оплату.
«Опять ломаешься?.. Ну зачем?..»
Ты что, свалился с другой планеты?
Затем, ублюдок, что ты не Грэй.
Давай, скотина, гони монеты –
Причем, желательно, побыстрей.
«Послушай, чёртова недотрога…»
Ну как же, сдайся и отрекись.
«С пьянчугой Эглем ты так же строго?»
Рывок – и боль прошивает кисть.
«А ну не дергайся, ишь ты, леди…
Я, знаешь, очень давно хотел…»
Мечта и вера презренной меди
Не ровня – знает Ассоль. Предел
Её терпению вышел. «Может, -
Звенит пощечина как набат, -
Ты знаешь, Меннерс, с подобной рожей
Тебе полезнее целибат».
И – прочь.
«Еще пожалеешь, сука!..
Еще, мерзавка, пойдешь ко дну!..
И впредь не вздумай зайти без стука!
Ползком – иначе башку сверну!
Имей в виду, что – ты слышишь, шлюха? –
Я ничего больше не куплю!..»
Ассоль смеется – надрывно, глухо,
И горько плачет – по кораблю.
Морская соль – вся её награда.
Ей сушит горло июльский зной.
«Неправда, - шепчет Ассоль, - неправда.
Неправда. Это всё не со мной…»
Закат погас, наступает вечер.
В окне висит фонарем луна.
Бутылка виски. Заняться нечем.
Ассоль одна – и она пьяна.
В уставшей за день Каперне тихо,
И камни молятся о дожде.
Ассоль отчаянно ищет выход
И не находит его нигде,
И нервно мечется, как тигрица,
И мысли, словно удар хлыста,
Её преследуют. Ей за тридцать.
Неправда? Правда. Она проста –
Её нельзя предавать огласке:
Отец в могиле, а Меннерс жив;
Эгль что-то спутал в дурацкой сказке –
Он был, как все стихоплеты, лжив:
Наврал с три короба и отчалил,
Уплыл, паршивец, за семь морей –
Ни горя нет ему, ни печали;
Не существует прекрасный Грэй;
Нет парусов, что алее маков;
И сон останется только сном…
Каперна есть – это та клоака,
Что нынче плещется за окном:
И вера в городе под запретом,
И счастье, кажется, под замком…
«Привет тебе, о Ассоль-с-приветом!» -
А голос вроде бы незнаком.
Ассоль к окошку – подбитой птицей.
Змеёй скользит по плечу коса.
Она не девочка. Ей за тридцать,
Но… Эти клятые паруса…
Нет, тьма кругом. Пьяный хохот, крики.
«Свихнулась! – Точно, давно пора б!»
И вдруг – в заливе – огни и блики…
И… быть не может – большой корабль!
Ассоль кричит – на разрыв аорты,
И всё встаёт на свои места.
Без парусов? Ну и ладно. К чёрту.
Пришла пора закрывать счета.
Пусть только в доме всё разгорится,
И сразу тронемся – налегке.
Ассоль не девочка. Ей за тридцать,
И нож удобно лежит в руке.
Змеёй петляет в пыли дорога,
И за спиной – языки огня.
«Послушай, чёртова недотрога…»
Нет, ты послушай теперь меня.
С меня, ты знаешь, похоже, хватит.
Всё это – правда, и всё – со мной.
И Меннерс спит на большой кровати:
Лицом к стене, и к Ассоль – спиной,
И на виске бьется жилка нерва,
И город давится тишиной.
Я, знаешь, милый, такая стерва –
Опять без стука. Прости, родной.
Мне очень стыдно – вот право слово.
Чудесно, что не видать лица.
Удар. Еще. И еще. И снова.
Вот так. За маму. И за отца.
И тут же пламя – повсюду пламя.
Гори ты, Меннерс, в своём аду,
А мне заняться пора делами:
Ты оставайся, а я пойду.
Забор, проулок, сарай, таверна –
Здесь пахнет выпечкой и вином.
Ты спишь, Каперна? Ну, спи, Каперна.
Спокойным, мать твою, вечным сном.
Мы все живем по своим законам –
Ты, если можешь, меня прости:
Огонь крадётся за мной драконом,
И я сжимаю его в горсти;
Он накрывает дома, овины,
Сады – прожорливой саранчой,
И я, явившись на суд с повинной,
Наверно, тоже сгорю свечой…
Но это после, а нынче – нынче
Они, я знаю, обречены;
И где-то сзади – ребенок хнычет,
А где-то спереди – плеск волны;
И я бегу - нет, серьёзно, я ли? –
На свет мерцающих фонарей;
Прохлада моря, двухместный ялик;
Эх, где ж ты, сказочный эглев Грэй?
Всё очень просто – мелькнули вёсны
В тоске по призрачным парусам.
Ты хочешь чуда? Садись на вёсла
И делай – сраное – чудо – сам.
Ассоль кричит – на разрыв аорты,
И вместе с лодкой идет ко дну…
Звучит свисток.
«Человек за бортом!»
Господь, пошли мне еще весну!
Я верю в чудо – так дай мне это!
А после я расплачусь сполна…
Ассоль хватают и тянут к свету.
Она – ей кажется – спасена.
Ассоль не девочка. Ей за тридцать.
Но всё еще хороша собой.
И с ней остаться, как говорится,
За счастье счел бы почти любой.
Ассоль завернута в одеяло.
Она от жизни возьмёт своё.
Рассвет на небе пылает ало.
Нет больше веры, но есть чутьё.
Ассоль не девочка. Ей за тридцать.
И время чувствуется острей.
Не верить сказкам – железный принцип.
Нет больше Грэя, но есть не-Грэй.
Ассоль устала смотреть в оконце –
Идёт на палубу, на корму.
Дерутся чайки. Сияет солнце.
Каперна тонет в густом дыму.
А всё, похоже, не так уж скверно,
И, глядя в темную глубину,
Ассоль смеется: «Прощай, Каперна.
Спасибо Эглю – не обманул».
Песок в часах истекает ядом,
И у Фортуны капризный нрав.
Покойный Меннерс стоит с ней рядом:
«Увидишь, детка: и я был прав.
Судьбу, к несчастью, не переспорить.
Ты в очень, очень большом дерьме…»
Корабль с рассветом уходит в море.
«Титаник» – золотом на корме.